Патрик О`Брайан - Командир и штурман
— Я размышлял о человекообразной обезьяне, — произнес он вслух, когда дверь открылась и с выражением радостного ожидания и свертком нот вошел Джек Обри.
— А как же иначе! — воскликнул Джек. — О чем же еще можно размышлять? А теперь будьте умницей, вытащите из таза вторую ногу — зачем вы ее, черт возьми, опустили туда? — и наденьте чулки, я вас умоляю. Нельзя терять ни минуты. Нет, не синие чулки: мы идем к миссис Харт, у нее раут.
— Я должен надеть шелковые чулки?
— Конечно же шелковые. И поторопитесь, дружище. Если вы не добавите парусов, мы опоздаем.
— И вечно-то вы спешите, — сварливым тоном произнес Стивен, роясь в своих вещах. Изящно изгибаясь и держа голову дюймах в восемнадцати от пола, по комнате прошуршала змея монпелье.
— Ох, ох, — застонал Джек, вскочивший на стул. — Змея.
— Такие чулки подойдут? — спросил Стивен. — Они с дыркой.
— Она ядовита?
— Чрезвычайно. Смею предположить, что она сейчас нападет на вас. У меня на этот счет почти нет сомнений. Что же, мне следует надеть шелковые чулки поверх шерстяных, чтобы не видно было дыру? Но в таком случае я в них запарюсь. Вам не кажется, что сегодня необычно жарко?
— Да она, должно быть, сажени две длиной. Скажите, она действительно ядовитая? Клянетесь?
— Если засунете ей руку в глотку и доберетесь до задних зубов, то можете обнаружить там немного яду. Только при таких обстоятельствах, Malpolon monspessulanus[37] — безобиднейшее существо. Я намерен захватить на судно с дюжину таких пресмыкающихся для борьбы с крысами. Будь у меня время, я рассказал бы вам больше об этом глупейшем и беспощадном преследовании рептилий… Какой у вас смешной вид на этом стуле, ей — богу. «Будь ты самка иль самец, все равно ты молодец!» — пропел он, обращаясь к ужу, и тот, хотя и был глух, с зачарованным видом смотрел в лицо доктора, уносившего его прочь.
Первый визит капитан с доктором нанесли мистеру Брауну, начальнику верфи, где после приветствий, знакомств и поздравлений по поводу удач Джека Обри они с душой исполнили квартет Моцарта си бемоль, приложив к этому много старания. Мисс играла на мелодичной, хотя и со слабым звуком, виоле. Они никогда прежде не играли вместе, никогда не репетировали именно это произведение, и в результате звучало оно несколько сыровато, однако его исполнители получили огромное удовольствие от самой пьесы, да и слушатели — миссис Браун, мирно вязавшая в обществе белой кошки, — были полностью удовлетворены исполнением.
Джек находился в отличном расположении духа, но почтительное отношение к музыке заставляло его сдерживать порывы настроения в продолжение всего квартета. Лишь во время последовавшего угощения — жаркого из дичи, языка, взбитых сливок с вином и сахаром — Обри почувствовал себя в обществе молодых женщин более непринужденно. Утоляя жажду, он незаметно для себя осушил два или три бокала «силлери». Вскоре лицо его раскраснелось, он еще больше повеселел; голос Джека зазвучал особенно мужественно, смех его раздавался все чаще. Он в красках расписал, как Стивен отрезал старшему канониру голову, а затем, произведя ее починку и внеся ряд улучшений, приладил сей предмет на прежнее место. Время от времени взгляд его ярко — голубых глаз падал на грудь мисс, которая по последней французской моде (усиленной расстоянием от Парижа) была прикрыта очень, очень небольшим клочком газа.
Очнувшийся от своих мечтаний Стивен увидел, что миссис Браун помрачнела, мисс с унылым видом уткнулась в тарелку, а мистер Браун, который также выпил немало, принялся рассказывать историю, от которой, судя по всему, не стоило ждать ничего хорошего. Миссис Браун весьма снисходительно относилась к офицерам, долго находившимся в море, в особенности к тем, кто вернулся из удачного плавания и находился в веселом настроении. Но она была более строга к мужу, и ей была знакома эта старая история и этот стеклянный взгляд.
— Послушай, дорогая, — произнесла она, обращаясь к дочери. — Думаю, нам лучше оставить общество джентльменов.
* * *Раут, устроенный Молли Харт, был задуман на широкую ногу. Кого только не было на нем — почти все офицеры, священнослужители, гражданские чиновники, купцы и прочие знатные люди Менорки; чтобы всех разместить, хозяйке пришлось распорядиться натянуть большой шатер в патио сеньора Мартинеса. Гости собирались под звуки военного оркестра из форта Святого Филиппа: для музыкантов коменданту пришлось освободить свой кабинет.
— Позвольте мне представить вам моего задушевного друга и судового врача — доктора Мэтьюрина, — сказал Джек Обри, подводя Стивена к хозяйке. — Это миссис Харт.
— Ваш покорный слуга, мадам, — произнес Стивен, отвесив поклон.
— Очень рада видеть вас здесь, сэр, — отозвалась миссис Харт, которой Стивен с первого взгляда пришелся не по нраву.
— Доктор Мэтьюрин, капитан Харт, — продолжал Джек.
— Рад познакомиться, — произнес капитан Харт, тоже успевший его невзлюбить, но по совершенно другой причине, и пренебрежительно протянул доктору два пальца, едва оторвав их от увесистого живота. Стивен внимательно посмотрел на них и, не подавая руки, молча кивнул головой — в этом приветствии было столько же дерзости, сколь и в приветствии Харта, отчего Молли Харт произнесла про себя: «Мне этот человек по душе». Они вышли, уступив место новым гостям, сменявшим друг друга, — все морские офицеры прибыли чуть раньше назначенного срока.
— А вот и счастливчик Джек Обри, — воскликнул Беннет, командир «Авроры». — Клянусь честью, вы, молодежь, преуспеваете. Я с трудом втиснулся в гавань Магона, забитую твоими призами. Конечно, я тебя поздравляю. Но ты должен кое —что оставить и нам, старичью, чтобы было с чем уйти в отставку. Что скажешь?
— Видите ли, сэр, — мгновенно покраснев, со смехом отвечал Джек. — Фортуна благосклонна к новичкам. Уверен, скоро она повернется спиной, и тогда снова придется сосать лапу.
Вокруг него собралось с полдюжины морских офицеров-как его сверстников, так и тех, кто был старше. Все его поздравляли — одни с некоторой грустью, другие немного завидуя, — но все с той прямотой и доброжелательством, которые Стивен так часто замечал у моряков. Когда они двинулись дружной толпой к столу, где стояли три огромные ендовы с пуншем и целая батарея бокалов, Джек Обри, выбирая морские словечки, подробно описал, каким образом вело себя каждое преследуемое судно. Сослуживцы слушали молча и очень внимательно, время от времени кивая головой и прикрывая глаза. Стивен отметил про себя, что на определенном уровне у людей возможно полное взаимопонимание. После этого его внимание рассеялось; с бокалом аракового пунша он встал возле апельсинового дерева и безмятежно разглядывал то мундиры слева, то диваны и кушетки справа, на которых сидели дамы, надеявшиеся, что мужчины принесут им мороженое и шербет, причем, поскольку слева находились моряки, надеявшиеся напрасно. Дамы терпеливо вздыхали и надеялись, что их мужья, братья, отцы, любовники не перепьются и, главное, никто из них не затеет ссору.
Время шло; следуя за медленным людским круговоротом, группа Джека приблизилась к апельсиновому дереву, и Стивен услышал, как он сказал:
— Море нынче разыгралось.
— Все это великолепно, Обри, — почти тотчас произнес один капитан первого ранга. — Но матросы с вашей «Софи» прежде вели себя на берегу прилично. Теперь же, после того как у них завелись деньжата, они стали вести себя черт знает как. Словно банда бешеных бабуинов. Жестоко избили экипаж судна моего кузена под идиотским предлогом: дескать, поскольку на борту у них имеется судовой врач, они вправе швартоваться впереди баркаса с линейного корабля, на котором имеется только фельдшер. Глупейший предлог. Завелась в дырявых карманах пара монет — и сразу же море по колено!
— Очень сожалею, сэр, что люди капитана Оука были избиты, — с искренним сочувствием отозвался Джек Обри. — Но факт остается фактом: у нас на борту доктор — настоящий мастер своего дела, умеющий работать как с пилой, так и с клистиром. — Капитан с доброжелательным видом оглянулся вокруг. — Он появился у меня совсем недавно. Вскрыл череп нашему канониру, почистил ему мозги и положил их на место. Уверяю вас, джентльмены, я не смог наблюдать за всем этим. Он попросил оружейника расклепать крону, сделав из нее что-то вроде чаши, надел ее на череп, привинтил и сшил скальп не хуже заправского парусника. Вот это и есть настоящий врач, не то что те, что пичкают вас пилюлями и мешкают. Да вот он и сам…
Все любезно поздоровались со Стивеном, уговорили его выпить еще один бокал пунша, которого успели поднабраться сами. Пунш действительно оказался превосходным — в самый раз для такого жаркого дня. Общие разговоры продолжались, удалились в сторону лишь Стивен и капитан Невин. Стивен заметил озабоченный взгляд капитана Невина — очень знакомое ему выражение лица — и не удивился, когда капитан, отведя его к апельсиновому дереву, негромкой доверительной скороговоркой сообщил доктору о той муке, с какой он переваривает самые простые блюда. «Это расстройство пищеварения изумляло врачей в течение многих, многих лет, сэр». Но он рассчитывает на невероятные способности Стивена. Пожалуй, он сообщит доктору Мэтьюрину все подробности, которые помнит, поскольку это необычный, весьма любопытный случай, как сказал сэр Джон Эйбл — Стивен знаком с сэром Эйблом? — но, говоря откровенно (понизив голос и украдкой оглянувшись, добавил Невин), он должен признаться, что у него имеются «определенные трудности и при отправлении естест…» — голос капитана, негромкий и настойчивый, продолжал звучать, а Стивен стоял, сцепив руки сзади, и, с серьезным видом наклонив голову, слушал его жалобы. Хотя нельзя сказать, что Стивен был невнимателен, но он все — таки услышал возглас Джека:
